О Ницше

Батай, Жорж О Ницше. / Пер. с фр. А.Д.Бакулов. – М.: Культурная революция, 2010. – 336с.

 С большим опозданием к русскому читателю пришла эта работа, написанная Батаем во время фашистской оккупации. Еще одна рецепция Ницше на французской почве.

Как бы мы ни относились к нему, но читать равнодушно эту прозу невозможно. Причем невозможно, не спотыкаясь в принципе. Если вообще можно назвать акт понимания этого дискурса чтением.

Ты не читаешь, ты ведешь какое-то состязание, какую-то борьбу, все время пытаясь понять – почему так? При чем тут Ницше? Читаешь и чувствуешь, как автор корчится весь. Какие-то бесконечные колики (так читал Достоевского Тургенев в свое время). Хотя не обошлось и без обилия цитат из Ницше. Но это конечно, вольный пересказ Ницше. Точнее, фантазия на тему. Как был пересказ-парафраз в «Опавших листьях» у Розанова – Дневников молодого Чехова. Парафраз жанра, записочек мимоходом. По содержанию же Розанов потом перевел эти записочки в глубокую литературу и самостоятельный жанр.

А здесь? Здесь берется цитата из Ницше и потом длинно как бы (как бы!) комментируется, точнее, вставляется длинное суждение автора, то есть Батая. От Ницше остается мало чего. И это можно оценивать и осуждать, но… Это был 1944 год. За окном война. А ты ведешь дневник и беседуешь с Ницше. Это можно понять, это можно объяснить как попытку сохранить какое-то разумное (если вообще слово о разумном применимо к Батаю) представление о происходящем. И главное – спастись от жуткого одиночества. Спастись в беседе с дальним собеседником, созвучным тебе по экзистенциальному горению-напряжению. Можно простить ему и такую фразу: «Я единственный, кто не комментирует Ницше, а такой же как он».

В сборнике также опубликованы разные эссе, написанные в 40-50-х годах, например, такие, как: «Внутренний опыт Ницше», «Ницше и Христос в интерпретации Жида и Ясперса», «Ницше в свете марксизма».

Эти очерки уже имеют фактически лишь историко-философское значение. Уже нельзя сказать, что Батай был в свое время не открытым, что в нем кроется великая глубина и откровение. Но осознавать, что в 40-х годах билась так мысль и что она вполне жива и находит перекличку (пусть отрицательную) – это отрадно.

И пусть он впадет в радикальный эротизм и безумные сексуальные фантазии, пусть он берет как образец и воплощает образ подпольного человека Достоевского (что тоже вторично), но все же … Все это больше похоже на клоунаду со слезами, нежели на реальный мазохизм. Батай брал на себя мужество на себе ставить публичный опыт садо-мазохизма и трансгрессии и показывать на теле раны человечеству, говоря – смотрите вы, что будет со всеми вами, если вас сожрет подпольный человек…

В этом плане тексты Батая – не концептуальны. Они – интеллектуальная эксцентрика, головоломный цирк, набор фокусов, трюков. Причем, этот цирк – клоунада,  парафраз других номеров других артистов.

То есть постмодерн уже был, он уже гулял по Парижу 1944 года в голове Батая… А потом пришли другие и провозгласили постмодерн, постструктурализм и проч. А клоун умер в 1962 году.